Виктория Сливко стала пока единственной биатлонисткой, которой удалось завоевать три медали на Спартакиаде сильнейших: к серебру в спринте и золоту в пасьюте она присовокупила бронзу в индивидуальной гонке. При этом ушедшая на самоподготовку спортсменка закрыла 47 из 50 мишеней, а также продемонстрировала приличную скорость. В интервью RT Сливко рассказала, какой ценой ей даётся скорость хода, вспомнила, как её пугали Андреем Падиным, и объяснила, почему никогда не боялась стрелять.
— Как вы воспринимаете свою победу в гонке преследования — как невероятное везение или закономерный результат проделанной работы?
— Сейчас эмоции уже не настолько яркие, как были сразу после финиша, но я всегда стараюсь относиться к любому результату спокойно. По принципу сегодня — это сегодня, а завтра будет новый день и новые задачи. Будут новые гонки, на каждую из которых нужно настраиваться, нужно бороться. С одной стороны, я, конечно же, радуюсь хорошему результату, но с другой — как говорится, было и было.
— О чём думали между первыми двумя стартами в Златоусте?
— После удачного спринта почему-то была уверена, что в преследовании тоже всё сложится хорошо. Шла по дистанции и понимала, что медаль у меня обязательно будет. Оставалось понять, какая именно.
— Несколько нахальное заявление в отношении гонки с четырьмя рубежами, не находите?
— Ну вот есть у меня какая-то внутренняя уверенность насчёт стрельбы. Способность собраться в нужный момент, не дрогнуть, не испугаться. В этом плане для меня нет никакого значения, стреляю я первой или 20-й.
— Что в таком случае мешало вам столь же хорошо выступать в предыдущих гонках сезона?
— Проблемы со здоровьем. Перед вкаткой я довольно сильно заболела, принимала антибиотики, поэтому физическое состояние было совсем никудышным. Выступала на соревнованиях и понимала: не могу показать тот результат, на который теоретически способна. Всё это копилось, и от старта к старту психологически становилось только тяжелее. Перелом произошёл только в Уфе на этапе Кубка Содружества, где я стала третьей в спринте, отстреляв на ноль. Вот там, пожалуй, впервые пришло ощущение, что дальше будет только лучше.
— Что быстрее встаёт на место по мере набора формы — скоростные качества или стрельба?
— Для меня это сложный вопрос. Когда я чувствую уверенность на дистанции, то и со стрельбой, как правило, не возникает проблем. А вот когда с первого круга бежишь и терпишь каждый метр, понимая, что преодолевать себя придётся до самого конца, на рубежах становится очень сложно работать.
— Бегать в Златоусте вам комфортно?
— Да. Несмотря на то что это новый стадион и я здесь впервые. Мне очень нравится трасса. Она сложная. Например, спринт у нас начинался с подъёма в 960 м, и не было ни одного спуска, где можно было бы отдыхать. На такой трассе работать приходится от начала и до конца.
— Получается, гонка преследования далась вдвое тяжелее?
— Она просто оказалась другой. Был немножко иной подъём, чуть короче, правда, и спуски оказались совсем короткими. Негде было даже присесть и выдохнуть.
— На протяжении почти всей карьеры вас сопровождает мнение: в национальной команде Сливко не то чтобы лишняя, но не самый желанный персонаж. Примерно так же Яну Романову за глаза называли блатной.
— Вот как раз блата у меня никогда не было — попадала в состав только по результатам. Помню историю, когда была ещё юниоркой. Место в сборной я тогда завоёвывала на законных правах, выступала довольно стабильно, выигрывала медали как на европейских первенствах, так и на мировых, но при этом бытовало мнение, что меня вообще не нужно брать в команду. Мол, кому нужен стрелок, который не бежит? Лучше взять бегунка и научить его стрелять.
— Распространённая точка зрения.
— Да. Вот только многих бегунков на важных стартах я обыгрывала. И мало-помалу перестала на этот счёт комплексовать. Заодно поняла: биатлон — это далеко не всегда только ноги. Хотя до сих пор не люблю, когда люди, изучая протоколы контактных гонок, акцентируют внимание не на итоговом результате, а на том, кто сколько проиграл ногами.
— Почему именно контактных?
— Потому что там ты всегда принимаешь решение по ситуации, как именно идти. Можно не упираться и выиграть. А кто-то ошибается на рубежах и, напротив, вынужден нестись сломя голову. Но ведь я никому не мешаю ни стрелять, ни бежать. У каждого спортсмена всё в его собственных руках и ногах. Поэтому рассуждать о результате с позиции, что кому-то повезло больше, а кому-то меньше, просто некорректно, на мой взгляд.
— А вам кто-нибудь хоть когда-то мешал стрелять?
— Не припомню такой ситуации. Ещё с юниорского возраста приучила себя к тому, что на рубеже я всегда одна. Реально бывает, ничего не слышу и не вижу. Иногда воспринимаю шум трибун, когда много зрителей, но нет такого соперника, который мог бы как-то меня отвлечь или заставить мандражировать.
— Грубо говоря, встали на точку — и всё по барабану?
— Грубо говоря, да.
— На протяжении своей взрослой карьеры вы работали с Виталием Норицыным, с Михаилом Шашиловым, но не ужились ни с тем ни с другим. В чём причина?
— Наверное, я слишком вредная. Шутка, конечно, но вот не задалась у нас работа. Так бывает. Для спортсмена вообще большое счастье найти своего специалиста. Когда в сезоне-2018/19 я впервые потренировалась с Падиным, поняла, что он мой человек.
— По каким признакам это становится понятно?
— Когда мы с Андреем Викторовичем только начали вместе работать, я вообще ничего не знала о нём: какой у него характер, как тренирует, как ведёт себя со спортсменами. Меня не то чтобы отговаривали, но доводилось слышать, что Падин меня загубит.
— Это не пугало?
— Я ведь много с кем работала начиная с юниорской сборной. И всегда на 100% доверяла всем своим тренерам. Исходила из того, что мы одинаково заинтересованы в моём результате, поэтому никогда не стоит ставить под сомнение слова наставника. Какой вообще смысл работать, если не веришь человеку? Так было и с Падиным. Для себя я сразу решила, что не буду никого слушать, а буду выполнять всё предложенное. Думаю, именно поэтому у нас с Андреем Викторовичем наметился прогресс: и на этапах Кубка IBU я достойно выступала, и ход неплохой появился, и стрельба стабилизировалась. Было очень обидно, когда Падина уволили и мне стало не с кем работать.
— После этого вы и оказались в группе Норицына?
— Да. Отработала там целый сезон и ещё два — у Шашилова. После этого и приняла решение уйти на самоподготовку.
— Отношений с Михаилом Викторовичем это не испортило?
— Нет. Мы оба понимали: так сложились обстоятельства. Сначала переболела ковидом, потом по какой-то причине не прошла отбор на международные старты. Уже тогда начала просить Падина помочь. Мне в тот период даже планы никто не писал. Словно все вообще забыли, что есть такая биатлонистка в России.
Ну а потом, когда решался вопрос, буду я работать в сборной или останусь в регионе, я даже не колебалась с решением. Знала, что сумею тренироваться самостоятельно. Хотя Андрей Викторович тогда сильно переживал. Постоянно спрашивал: уверена ли, что справлюсь?
— Работать в одиночку оказалось сложно?
— Я бы сказала, непривычно. Но только первое время.
— Сейчас нет морального дискомфорта? Вы ведь продолжаете работать фактически в одиночестве.
— Я не одна. Вокруг меня есть региональная команда, есть люди, которые мне помогают, поддерживают, переживают. Есть надёжный тыл, проще говоря. Перед Спартакиадой сильнейших, например, мы провели сбор в Сочи, туда приезжала сервис-бригада, чтобы готовить нам лыжи. Летом необходимости в подготовке лыж нет, поэтому я могу куда-то поехать одна.
— То есть по жизни вы одиночка?
— Я действительно люблю быть предоставлена самой себе. Люблю спокойную обстановку. Если есть выбор, провести время в компании или остаться дома, с большой вероятностью предпочту второй вариант.
— Много раз слышала от легкоатлетов и пятиборцев: если спортсмен «не бежит», научить его невозможно. В биатлоне этот принцип действует?
— Чтобы поднять скорость, нужно очень много тренироваться, а главное — делать это правильно. Сделал же из меня Падин такого спортсмена, который бежит ногами на уровне топ-3 или топ-5, если брать всех, кто сейчас соревнуется в России.
— Вот я и пытаюсь понять, какой кровью вам это даётся.
— Большой. Мы очень много над этим трудимся. Не скажу, что я одна такая, но в плане работы никогда не позволяю себе поблажек. Тем более сейчас прекрасно вижу, что скоростная работа стала приносить желаемый результат. Это сильно мотивирует.
— После трёх медалей, завоёванных в Златоусте, есть ощущение, что план выполнен и дальше можно позволить себе выступать в удовольствие?
— Когда я с серебром финишировала в спринте, то сама себе мысленно сказала: «Есть медалька, теперь можно выдохнуть». Но аппетит-то приходит во время еды! Поэтому буду бороться во всех оставшихся гонках, включая эстафетные. У нас ведь не только личный, но и командный зачёт имеется.
— В эстафетах предпочтение по этапам у вас есть?
— Мы пока ещё это не обсуждали.
— А в прошлой жизни?
— Чаще всего я разгоняла, бегала первый этап. Мне вообще нравятся контактные гонки. Да и со стороны часто слышу, что это моё. В тех же масс-стартах почти всегда финиширую либо в шестёрке, либо рядышком. Хотя не скажу, что люблю толкаться. Наоборот, стараюсь вести себя аккуратно, ни на кого не наступать, не мешать.
— Вот прямо представила себя картину: стартует Сливко — и такая: «Ой, я вам не помешала?» Вообще, сказала бы, что мужские контактные дисциплины и близко не стоят с женскими в плане жёсткости борьбы за место под солнцем.
— Ой, это правда. Я люблю смотреть забеги с общего старта у ребят. Там тоже случаются падения, но лишь там, где они действительно неизбежны, своего рода крайность. У нас же это норма.
Каждая старается как можно быстрее вырваться вперёд — неважно, каким образом. Понятно, что каждый решает для себя сам, как именно строить гонку, но мне приятно сознавать, что я никого не сломала на дистанции и никуда не уронила.
Как-то даже пыталась увещевать девчонок: мол, давайте спокойно вместе доедем до первого рубежа, а там разберёмся.
— Убедили?
— Куда там! Мне ответили: «Да-да-да, мы вместе доедем до рубежа, ты быстро отстреляешься и пойдёшь дальше, а остальные — на штрафные круги?»
Источник: russian.rt.com